Преступившие - Страница 72

Внезапно барон понял, что он на кухне не один. Рядом с ним тихо, настолько, что не было слышно дыхания, стояла Кора. Корф вздрогнул от неожиданности, всмотрелся, и его вновь передернуло: от девушки шло еле заметное зеленоватое свечение.

– Не спится, Михаил? – одними губами, почти без всякого выражения, спросила Кора.

– Нет… да… в общем, по всякому, – растерялся полковник. – Понимаете, сударыня, кошмары замучили! Упыри мерещатся, кол им всем осиновый!

Тут он сообразил, что сморозил явную глупость, но извиняться было бы еще несуразней, и он замолчал.

– Кол не поможет, – совершенно равнодушным голосом, словно речь шла о чем-то само собой разумеющемся, ответила девушка. – Если душа заклята, ее не освободит даже разрывная пуля в сердце. И даже огонь…

– Ради Бога, Кора, что вы такое говорите? – чуть не застонал Корф.

– Извините, Михаил… Со стороны, наверно, это звучит жутко. Просто иногда бывает так тяжело. Здесь все меня принимают за больную, которую можно вылечить. Ваш Мик… Он славный мальчик.

– Про Папюса толковал, сударыня? – деланно-веселым тоном поинтересовался Корф.

– Да, – улыбнулась Кора. – Про Папюса, про Елену Блаватскую, чудодея мсье Филиппа и про Тибетскую Книгу Мертвых… Он даже рассказал про древнюю рукопись о святом Иринее и жаловался, что ее автор не записал какое-то заклинание. Если бы это было все так просто…

– Кора… – барон на мгновение запнулся. – Я, право, не специалист в чернокнижии… И сохрани меня Господь от этого… Мику, паршивцу, ей-ей уши надеру!.. Но рукопись об Иринее действительно существует…

И Корф как можно точнее передал то, что слышал от Ростислава Говорухи.

– Конечно, это может быть простой выдумкой… мистификацией, – закончил он, – но заклинание я помню. На всякий случай…

– Михаил Модестович! – прервала девушка. – Михаил! Ради Того, к Кому обращаться я не имею права, – перестаньте! Забудьте об этом! Если заклинание – выдумка, оно не поможет. А если правда – вы понимаете, что будет с вами?

– Пока не очень… Признаться, пробовать не тянет. Представляете: гвардейский офицер и… Но если не будет другого выхода…

– Забудьте, Михаил, – повторила Кора. – Ради всего для вас святого!

– Я убью Волкова! – твердо ответил Корф, и тут же поправился. – Мы убьем…

– Да… – эхом отозвалась девушка. – Мы убьем его, и он расплатится за все. Он храбр, но боится смерти куда больше, чем обычные люди. Там его ждут уже давно. Волков как-то проговорился, что смерть принесет ему какой-то молодой солдат… или офицер, не помню. Он в это верит и не щадит никого. Но я знаю: Волков сгинет, и тогда очень многие получат право на покой.

– Так и будет, Кора, – барон уже взял себя в руки. – Только надо успеть. У меня, к сожалению, очень мало времени…

С утра Корф и Мик, ночевавшие эту ночь у Келюса, отправились к «Олимпийскому», где намечался концерт. Барон, человек основательный, решил действовать наверняка и проследить все с самого начала. Правнука он взял с собой не столько ради автомобиля, поскольку в погоню по оживленным столичным улицам не очень верил, сколько ради собственного спокойствия. Корф предпочитал держать своего экспансивного родственника под присмотром, тем более что Мик отправлялся на первое в своей жизни опасное задание. Польщенный доверием Плотников клятвенно обещал во всем слушаться канадского кузена.

Остальные не покидали квартиры, кроме Фрола, который отправился к художнице, (Лида сама позвонила), обещая вернуться в самое ближайшее время. Пришел он, однако, нескоро, причем не один, а с девушкой. Лида заявила, что по-прежнему не понимает, отчего самочинные сыщики не заявят на Волкова в милицию, но Фрола одного не пустит. Вздохнув, Келюс согласился, велев дхару не отпускать от себя девушку ни на шаг.

Часа в четыре пополудни позвонил Мик. Пожаловавшись на недостаток сигарет, он сообщил, что прибыл автомобиль с багажом певицы. Охраняли его действительно тщательно, но ни Волкова, ни самой Алии пока не было.

Вскоре Келюс дал команду выступать, и все вместе направились к «Олимпийскому». На станции метро было людно: похоже, намечался аншлаг.

У громадного здания спорткомплекса, стены которого пестрели гигантскими плакатами, изображавшими полуобнаженную диву с раскосыми восточными глазами – вероятно, саму певицу, – уже клубились толпы поклонников. В основном это были юнцы с клеймом ПТУ на лбу, и такого же сорта девицы; часто мелькали провинциалы, оказавшиеся в эти дни в Столице и решившие посетить редкое зрелище. Присмотревшись, Келюс заметил группу крепких мужчин, явно не из тех, что посещают концерты поп-звезд. Лунин удивился было, но тут один из них развернул имперский бело-черно-золотой триколор, а еще у нескольких Николай заметил свернутые транспаранты. Все стало ясно: патриоты готовились к бою.

Народ валил валом, и городские власти заранее оцепили здание тремя кордонами людей в форме. Первый ощетинился внушительного вида дубинками, которые время от времени угрожающе вздымались, заставляя толпу сохранять терпение. Впрочем, зрители вели себя тихо, приберегая эмоции для самого концерта.

Оставив Фрола и девушек в стороне от основного потока, валившего ко входу, и запретив им сходить с места, Келюс направился к одной из запасных дверей, где должны были находиться барон и Мик. Он застал юного Плотникова в одиночестве: барон, любивший основательность, лично дежурил у наглухо закрытого служебного хода, надеясь подстеречь нежданных гостей.

Мик держался гордо. Ради пущей таинственности он водрузил на нос темные очки вместо обычных и демонстративно смотрел в противоположную от входа сторону, лишь время от времени бросая туда осторожные взгляды. Первым делом он закурил сигарету из пачки, привезенной Келюсом, а затем приступил к докладу.